ФОФАШКИН Евгений (1941 г.в.)
Немцы огрызались, но отступали
1942
Батальон занимался строительством оборонительных рубежей. Рекогносцировку и посадку основных сооружений производили специалисты из бригады. Командный состав был из запаса и только мы двое из училища. Оружия в роте не было, имелось 2 или 3 винтовки образца 1895 года и штук 100 патронов на 180 человек. Красноармейцы не имели никакого представления о службе, оружии, и тем более о ВВ, минах, о чем должен знать каждый сапер.
Питались мы неважно, по второй норме, а работали физически очень много, не считаясь со временем. Особенно плохо с питанием стало во второй половине апреля и начале мая месяца. Разлившаяся в период половодья река Жиздра и ее притоки отрезали нас от баз снабжения. Боевые части как-то, с горем пополам, обеспечивали продуктами, а мы, саперы, остались без продуктов питания. Несколько дней держались за счет имевшихся запасов и найденных ям с картофелем в деревне, а потом начался самый настоящий голод. Дней 10-12 выдавали солдатам по 75 граммов гороха в сутки и по четвертушке сухаря. Особенно трудно досталось представителям интеллигенции, оказавшимся менее приспособленными к таким трудностям. Отдельные из них потеряли человеческий образ, превратились в расслабленных, не способных к активным действиям, людей. Меня тогда удивило поведение красноармейца Джапарова, до войны работавшего экономистом в одном из министерств в Москве, лет 40-45 от роду. В обычной обстановке он очень хорошо помогал мне и политруку роты в проведении бесед и других политических мероприятий. Но вот когда стало трудно – раскис. Мне докладывал командир отделения – ведет он себя ненормально, но как-то не верилось. И вот однажды я увидел лично, как Джапаров с палочкой и котелком в руках обшаривал и раскапывал вытаявшую помойку. На вопрос: «Что Вы делаете?», ответил, что не может терпеть, очень хочет кушать. А глаза его были такие лихорадочные, мне стало не по себе. Я вызвал солдат и приказал отвести в санчасть. Также примерно вел себя еще один солдат по фамилии Горшков, призванный из города Коломны. … Остальные же солдаты, такие разные по возрасту и по условиям довоенной жизни, были молодцы. Эти голодные дни как-то подтянули солдат, сделали их строже, сдержаннее, сплотили взвод, роту, они поверили в своих командиров, которые вместе с ними перенесли те же лишения.
* * *
Первое, смешанное, поле, в связи со сложностью разминирования, начали снимать строго в соответствии с требованиями техники безопасности. После определения границ прокатали его катками. Результат оказался мизерным, взорвалось несколько противопехотных мин и все. Каток не продавливал густую траву. Пробовали поджечь траву, но она не горела. Тогда параллельно с прокатыванием начали сплошное прощупывание. Через несколько часов работы подорвался один солдат, а вместе с ним задело меня.
Этот солдат долго искал мину и позвал меня помочь. Подошел к нему, нащупал мину, оказавшуюся сдвинутой в сторону от предполагаемого места в ряду, из-за чего он не мог ее сразу найти. Солдат стал снимать дерн над миной, а я повернулся, чтобы идти на другой участок. В это время и прогремел взрыв. Меня сбило с ног, сильно контузило, правая щека оказалась ободранной и сплошь забитой щепками и землей. В горячке вскочил и закричал: «Почему начали катать без команды?». Когда опомнился, то увидел – стоит у дымящей воронки солдат на одной ноге. Вторая оторвана ниже колена, а рядом валяется противотанковая мина. Затем через несколько мгновений, он упал.
На втором минном поле произошло второе ЧП. Работать на нем было сравнительно легко, так как мины были установлены на пашне, по оставшейся стерне, поэтому обнаружить их было легко – бугорки земли и нарушенная поверхность демаскировали. Отдельные мины, это были ПМД-7, имели коррозированные взрыватели. Такие мы взрывали ударом длинной палки, лежа с одетой каской. Получалось очень хорошо, взрывная волна была не сильной, отрывало конец палки и на этом все. А ЧП произошло нелепо, из-за слабых знаний минного дела и ненужной инициативы, проявленной солдатом, оставленного для охраны подлежащих взрыву снятых взрывателей.
Во время обеденного перерыва приехал на минное поле ездовой за снятыми минами. И здесь они с часовым решили погрузить все, что осталось на подводу и отвести на склад. Сложили взрыватели на плащ-палатку и положили сверху уложенных в телегу мин. Почему они не взорвались в дороге – непонятно. Им просто повезло, а заодно и жителям деревни. На складе они сняли взрыватели, разгрузили и отнесли в землянку мины и решили разобрать взрыватели. Произошел взрыв. Взорвались детонаторы взрывателей, которых было около ста штук. От взрыва у солдата вытекли глаза, кожа лица, груди содрана, в госпитале осколки нашли даже в пятках. Когда я прибежал на склад, то его уже на этой же подводе увезли в госпиталь.
* * *
Август 1942
Однажды при проверке службы мною был подслушан разговор двух солдат. Один из них – Олейник, украинец по национальности, уговаривал другого бежать вместе с ним к немцам. Когда я проверил его вещмешок, то обнаружил там пропуск, которые немцы как листовки сбрасывали с самолетов, где обещали все блага и призывали переходить к ним. Олейника сдал в контрразведку, через несколько дней трибунал судил его.
* * *
Об эффективности этих минных полей свидетельствует случай, произошедший с сержантом Халиулиным, бывшим командиром отделения моего взвода. На его участке немцы проводили разведку боем, прорвались через первую траншею и спустились в лощину, где было установлено минное поле. Халиулин запустил немцев на минное поле и поднял несколько 152 миллиметровых снарядов, установленных как прыгающая мина. Взрыв был настолько неожиданным, что оставшиеся в живых немцы бросились бежать назад, а на минном поле осталось несколько десятков трупов, кроме того пулеметным огнем было уничтожено несколько человек. Халиулина и еще бывшего с ним солдата наградили орденами «Красная Звезда» (это были первые награжденные в нашем батальоне).
* * *
1942
Осенью нашу 61-ю Армию охватила эпидемия туляремии (свинки), распространителями которой были полевые мыши, в великом множестве из полей ринувшиеся в землянки. Борьба с мышами стала боевой задачей. Для этого специально разработаны «инженерные» мероприятия. Вокруг землянок копали канавы-ровики глубиной 60-70 сантиметров с вертикальными стенками. По стенкам и дну намораживали гладкую ледяную корку так, чтоб мышь не могла вылезти из ровика. Насколько эта проблема оказалась серьезной свидетельствует то, что в отдельные дни до 25-35 процентов личного состава оказывались неспособными нести службу, воевать. Поднималась температура до 39-40 градусов, железы опухали, появлялась слабость, и в течение нескольких дней солдат был не боеспособен.
* * *
Январь 1943
Отозвали нас с переднего края, и командир батальона поставил новую задачу – прикрыть минными полями передний край перед двумя стрелковыми бригадами. Необходимость в этой работе была вызвана постоянными нападениями немецкого штрафного офицерского батальона на обороняющиеся подразделения этих бригад. С немецкой точностью и методичностью этот батальон то на одном участке, то на другом внезапно, практически без артподготовки врывался в первую траншею, уничтожал все, что было живое и неживое, и отходил обратно. Чтобы пресечь эти нападения, я со своим взводом и должен был заминировать передний край. Участок, который обороняла одна из бригад, проходил через стык трех областей: Тульской, Орловской и Смоленской (ныне Калужской). Солдаты смеялись, что один петух поет на три области.
Однажды пришлось участвовать в отбитии атаки штрафников-немцев. Пока они выдвигались для атаки, мы их заметили и ушли в траншеи, пехота тоже обнаружила их, и поэтому на рубеже атаки немцев накрыла наша артиллерия. Отдельные группы, которые успели выскочить к нашим траншеям, были уничтожены. В этих рукопашных схватках участвовали и мы.
* * *
В одну из ночей вдруг началась ожесточенная перестрелка. Мы отошли в овраг, который подходил к переднему краю. Пошел к командиру стрелковой роты узнать, что же произошло? Он мне объяснил – захватили одного немецкого разведчика, остальные убежали. Работать нам все равно нельзя было, шла перестрелка, немцы открыли минометный огонь и вели его довольно долго. Отправил солдат отдыхать, а сам направился в штаб стрелкового батальона, где присутствовал на допросе разведчика. Он оказался русским, с Урала, видимо из «бывших», а может быть уже завербованный. Пришел я, когда допрос уже шел, поэтому не могу утверждать из каких он. Солдат довольно здоровый, награжден «Железным крестом» (так он заявил). Комбат приказал отвести его в штаб полка, но через несколько минут конвоировавшие его солдаты вернулись и доложили, что пытался бежать и они его убили.
* * *
Декабрь 1943
Во время этого наступления впервые по моему проекту, если можно назвать так схемку, которую я нарисовал, был построен за несколько часов мост через овраг, и строила моя рота. Длина моста 20 метров, четыре пролета по 5 метров, на рамных опорах, средняя сдвоенная пространственная для жесткости. Смех смехом, а меня заставили залезть под мост, когда проходил первый танк – все оказалось в норме.
* * *
На противопехотной картонной мине подорвался лейтенант Карпов, но ему повезло, - валенки были мокрые и замерзли, поэтому взрывом оторвало задник и вывихнуло пятку. В медсанбате ему вправили, и он вернулся в роту на другой день и некоторое время ходил с палочкой.
* * *
Март 1944
Дали мне сорок человек бывших солдат, у которых, то рука не действует, то нога короче – в общем, все калеки, негодные к службе из западных, еще не освобожденных, областей Белоруссии, Украины, ехать которым было некуда. Командование фронта собрало таких бывших солдат, которые ждали освобождения своих областей, а чтобы они приносили пользу, решили научить их разминированию.
Учили мы их показом на выхолощенных настоящих минах. Тренировали каждого в отдельности, выводили в поле, сами ставили мины с боевыми взрывателями, показывали, как разряжать и тренировали в снятии. Это, конечно, риск, но времени было мало, да и люди, в основном, опытные, фронтовики. Был даже один случай в соседнем взводе, когда вставили боевой взрыватель, и инструктор прыгнул на крышку противотанковой мины – произошел взрыв взрывателя и хорошо, что тол был выплавлен.
… Дней десять – пятнадцать работали, отыскивая мины в снегу, потом он растаял, и мины оказались на виду, но снимать их было также трудно. Сначала мины мы сдергивали кошкой с места, а затем, если не взрывалась, разряжали. За март-апрель месяцы взводом моих питомцев-разминеров было снято 28 тысяч различных мин, очищена для обработки очень большая территория пахотных земель и, главное, без потерь.
* * *
Март 1945
Скрытые обрывом и кустарником, направились к мосту, который оказался по размерам невелик, метров 30-32, деревянный, балочно-подкосной системы. Однако реку танки пройти не смогут, так как глубина около двух метров, дно илистое, берега крутые. Решил рискнуть – перерезать провода и не дать взорвать мост. У береговой опоры я нашел провода и перерезал, солдаты перерезали детонирующий шнур. В это же время на противоположный берег, увидев нас у моста, проскочило несколько СУ-76. Несколько минут посидели под мостом, немцы открыли огонь по самоходкам, да и успокоиться нам нужно было. Решил снять все детонаторы и запалы и правильно сделал, потом они понадобились для доказательства, что мы разминировали мост. Составил донесение, схему минирования и направил в штаб батальона. Как впоследствии выяснилось, было еще два претендента на приоритет в разминировании моста, и один из них – группа разведроты нашей бригады. Меня заставили нарисовать схему действия, схему минирования, и представить в качестве доказательства снятые детонаторы и электродетонаторы.
После этого меня представили к награждению орденом «Отечественная война», а всех солдат комбриг наградил орденом «Красная Звезда».
* * *
Наступление развивалось очень медленно, войска в день проходили по 1-2 километра. Все ближе и ближе была Либава, и немцы дрались отчаянно. Сидя на НП полка, я был свидетелем, когда командир полка Эстонской дивизии плакал – его часть была уничтожена за три часа. Интересное печальное совпадение: с переднего края шла реденькая колонна раненых, а навстречу им свежая часть, тоже в колонне по одному, менявшая эстонскую дивизию.
* * *
В одной из колонн мы обнаружили бывших наших солдат, захваченных немцами в плен при проделывании проходов. Они были в форме РОА и, как выяснилось потом, работали на строительстве оборонительных рубежей. Забрали их и вернули в роту, в плену они были немногим больше двух месяцев.
На следующий и последующие дни продолжалась сдача немцев, и шли они по дорогам почти сплошной колонной. Параллельно с ними шли и мы к новому месту сосредоточения бригады. Ночью пришлось даже разгонять тыловиков-мародеров, которые, как муравьи, лезли со всех сторон к немецким колоннам и пытались снимать с пленных сапоги, часы и т.д. |
