«Зивой» Расскажу вам такой случай. Как-то мы проделывали проходы в минных полях. От нашего переднего края метров пятьсот, от немецкого метров двести. И вдруг один из бойцов случайно задел колючую проволоку, к которой были привязаны жестяные консервные банки. Немцы услышали шум, и стали стрелять на звук. Дело было зимой, мы лежали на снегу в маскхалатах. Одного из ребят на наших глазах убило. Мы, оставшиеся, увидев это, не рискнули двинуться назад, замерли на снегу. Одеты мы были тепло: нательное белье, телогрейка, валенки, да еще на ремне у каждого имелась фляга со спиртом, для экстренного случая. Правда, я помнил указание командира – на задании не пить, поэтому даже и думать не смел греться таким образом. Но часа через два мой напарник узбек, стал причитать и вздыхать, а я ничем не мог ему помочь. Вскоре он затих, а я чувствую – у меня стали коченеть руки и ноги. Но подняться, значит сразу попасть под огонь противника. Я продолжал лежать, хотя и понимал, что на таком морозе до утра мне будет хана…
Стал уже задремывать, а это верный путь к смерти на холоде, как вдруг по моему лицу прошлось что-то влажное и теплое. Я обомлел – передо мной стоял волк! Немного придя в себя, я заметил у него на боку красный крест, и понял, что это санитарная овчарка. Но руки так замерзли, что я не мог ничего сделать. Собака вскоре убежала, и я подумал, что теперь мне уж точно никто не поможет. Но вскоре я увидел девочку-санитарку, которая приползла за мной. С ней была и обнаружившая меня овчарка и деревянная лодочка. Санитарка переложила меня на сани, в которые была впряжена собака, и они вдвоем вытащили меня с нейтральной полосы. Меня доставили в полевой госпиталь, положили в палату. Сначала давали нюхать нашатырный спирт, налили сто граммов. Потом разрезали валенки, освободили ноги. Но в теплом помещении я сразу потерял сознание. Руки у меня быстро отошли, а вот с ногами было хуже. Вскоре хирург объявил неутешительный для меня приговор: ноги будут ампутировать – у меня началась гангрена. Но его коллега, по-моему, грузин, потому как говорил с сильным акцентом, попросил шило. Он воткнул мне его в ногу, вот до сих пор следы остались, я вскрикнул от боли. «Зивой» – сказал грузин, и я понял, что ноги мне сохранят. А сразу после войны меня направили в чехословацкий санаторий, где я пробыл около месяца, и до того за это время отъелся, что не мог надеть своё обмундирование, в котором попал туда.
Вскоре я вернулся в часть, но по указанию полковника Гаврилина … я и еще пять человек получили отпуск на 45 дней для завершения лечения. |
