– Саперы! Два шага вперед! – Мишка шагнул вперед. Володя в саперном деле пока еще ничего не смыслил, но тоже шагнул…
Повезло ребятам с комвзвода лейтенантом Замятиным. Десять дней по шестнадцать часов он дрессировал их, обучая взрывному делу. Заставлял ползать по участку, разыскивая учебные мины.
– Только вы там не особенно, каждая десятая мина – боевая, – говорил Замятин.
– Наверное, пугал, – говорит Сухорецкий.
* * *
Было у сапера Сухорецкого четыре комвзвода.
Первый, тот самый лейтенант Замятин, взял группу – проверить мосты. Позади Печоры, впереди город Выру. Остановились в деревне. И вдруг – немцы. Наши укрылись в амбаре, отстреливались, пока могли, и было чем. Фашисты подожгли их из огнемета. Подкрепление пришло к пепелищу. Илья Эренбург в одном из очерков напишет о гибели и подвиге семи саперов лейтенанта Замятина.
Второй комвзвода, лейтенант Куваев, был человеком четким, строгим и сдержанным. Ни слова лишнего, ни жеста.
– Стояли мы на передовой, до немецких окопов было метров 150. Офицеры на нейтральную полосу не лазили, а Куваев почему-то полез. В нескольких метрах от меня наполз на мину…
Третий комвзвода, желторотик, только из училища, все рвался сражаться.
– Эй, славяне, чего расселись? – кинул он разведчикам из своего взвода.
– Дальше идти нельзя, там лощина простреливается минометами, – ответили ему солдаты.
– Садись, лейтенант, покури…
– Не стану я сидеть! А вы – трусы! – крикнул он и рванул в лощину. Там и погиб.
Четвертому повезло, остался жив. Кто-то ведь должен побеждать.
* * *
Саперное дело – ювелирное дело. Ползешь медленно, осторожно, чуть дыша, каждый сантиметр земли перед собой прокалываешь финкой. Стоп… что-то твердое под лезвием. Аккуратно расчистил землю – там продолговатая коробочка. Побольше раскопал ее, открыл крышку. Надо аккуратно вынуть взрыватель.
– У меня пальцы были нежные, как у часовщика… – говорит Сухорецкий. Обезвредил эту – ползешь дальше. От Ленинграда на Карельский перешеек, потом через Прибалтику – Тарту, Ауце – до Кенигсберга.
Миша, друг, погиб. Мина была с новым взрывателем, нам еще не известным.
– Представляете, четыре килограмма взрывчатки в руках… Хоронить было нечего…
Из 25 саперов, что пришли в батальон в одно время с Сухорецким, к победной весне осталось только пятеро.
* * *
Нарвский плацдарм – мерзейшее болото. Срубы, что ставили вместо землянок, медленно погружались в холодную жижу. Ставили новые, те тоже тонули. Саперы ходили на нейтральную. Полоса была нафарширована трупами. Там лежал батальон «кирасиров». В войну пытались внедрить кирасы – латы для защиты солдат. Они были легкие, пуля их прошивала.
– Ползешь по болоту – локтем задеваешь гниющую плоть… – вспоминает сапер.
– Мухи летали. Огромные, как «юнкерсы». Настоящих «юнкерсов» не было: немецкие окопы слишком близко, не бомбили. Если и попадал какой снаряд, плюхался в болото, не разрываясь.
…Эстония. Только что взяли Тарту. Очередная гиблая нейтральная: тут остались две наши группы. Посылают третью.
К Сухорецкому подполз разведчик:
– Слушай, сапер, тут немец валяется мертвый. Я его книжку взял. Давай скажем, что захватили «языка», а он по дороге умер, а?
– Дело ваше, – сказал сапер.
На следующий день вызвали к начальнику разведки дивизии.
– Ты комсомолец? Как думаешь, можно врать в боевой обстановке?
Комсомолец Сухорецкий замялся. Начальник загрохотал:
– Я что, дурак? Поверил, что вы живого «языка» взяли, да не довели? На, понюхай, – ткнул под нос книжку немца, – чуешь? Этот запах ничем не вытравишь. Ясно, что с мертвяка сняли. Так дело было? Ладно, не рассказывай, сам знаю. Через два дня «языка» не будет – отправлю под трибунал!
Впереди два сапера, дальше группа захвата, сзади прикрывающие. Нейтральная вся в колючей проволоке, свитой в спираль, спиралей – восемь. Сухорецкому нужно было сделать восемь резов на «спирали Бруно», чтобы проползти сто сантиметров вперед…
Взяли ракетчика, что отсиживался в пулеметном гнезде. Доставили живым. Реабилитировались, словом, комсомольцы. Потом взяли еще троих.
«…Проделывая проходы, только во время поисков снял около 80 штук противопехотных мин. 18 января 1945 г. в р-не Ауце Латвийской ССР участвовал в разведывательной группе по захвату «языка». Проделал проход в проволоке и минном поле противника в 8 метрах от траншеи противника. Сержант Сухорецкий пропустил группу в проход, чем обеспечил успешный захват «языка» – немецкого унтер-офицера… Огнем из автомата и гранатами он отсек группу немцев, которые пытались прийти на помощь захваченному немцу…». Это из наградного листа, представление Сухорецкого В.М. (девятнадцати лет от роду) к ордену Славы III степени.
* * *
В самом конце войны награды пропали. Ребята копали наблюдательный пункт дивизии. Жарко. Разделись. Вдруг артналет – и все. Там, куда кинули гимнастерки, – воронка, ни клочка не осталось. Хорошо, сам жив. Вместо орденов Сухорецкий полвека обходился колодками.
Навалились дети, внуки: дед, мол, надень награды. Бывший сапер написал в администрацию президента, оттуда письмо попало в комиссию по госнаградам.
– И представьте, не так давно в мэрии мне торжественно вручили и медаль «За отвагу», и орден Славы под моими же номерами, только с буквой «д» – дубликат.
| 
